Топика конкретной политической партии – это частная топика. В данном случае она, с помощью привлечения вышеупомянутых понятий претендует быть всеобщей и включает себя в ряд крупнейших событий тысячелетней российской истории.
Либералы ведут героическую борьбу с прошлым во всей его громадности, что говорит о колоссальной смелости либерального лагеря, решившегося «перечеркнуть тысячелетие российской истории».
Новодворская обращалась к религиозной топике, в рамках которой разрушение старой политической системы, а вместе с ней и государства в целом, не только оправдывалось, но даже воспринималось как «промысел Божий». Активные субъекты действия в виде членов либерального лагеря разрушают объект в виде России с ее прошлым. Тогда либеральный лагерь будет выступать в качестве «орудия промысла Божьего», наказывая «страну-убийцу».
Изображая борьбу либерального лагеря с «красными», Новодворская проводит историческую параллель с гражданской войной, а также с попыткой либеральной модернизации или «оттепели»:
«Снова, как встарь, между красными и белыми только чистое поле, на котором решится судьба России. И если в начале века было неясно, какой поставлен вопрос и из-за чего сыр-бор, то теперь все проявлено окончательно. Теперь-то мы знаем, что нынче лежит на весах! И тогда лежало то же самое. Путь России на Запад или на Восток, что теперь затейливо называется «мондиализм» или «атлантизм» и «евразийство». Красные победили тогда потому, что их вожди методом тыка угадали, что нужно силам крестьянской реакции России; ведь и Октябрь и Февраль были протуберанцами глубинного недовольства «мира», «общины», «Собора», либеральной модернизацией Думы Милюкова и Столыпина.
В стране идет гражданская война между тысячелетним прошлым и хрупким, невероятным будущим, но теперь лагерь белых почти излечился от традиционализма и сознательно рвется на Запад, как к недосягаемой елочной звезде…» [Там же: 225-226].
С помощью красочной метафорики разрабатывается противопоставление «Запад – Восток» как исторический выбор России. Используются метафоры:
- решающего выбора: лежать на весах
- пути
- решающей битвы: чистое поле, на котором решится судьба.
С противоположным лагерем, воплощающим прошлое, связываются следующие смыслы: «стойкость», «грубость», «тысячелетнее прошлое», «силы реакции», традиционализм как болезнь. С либеральным лагерем сводятся компоненты смыслового поля «хрупкость», которое приравнивается к понятиям «нечто труднодоступное» и «нелегко вообразимое». Хрупкое равно невероятное будущее, елочная звезда, сочетающая в себе хрупкость и недосягаемость.
Ценности: западный путь развития России, являющийся главной целью оратора и будущее, которое с ним связано. Исключительная важность противостояния красным, белое сопротивление эпохи Гражданской войны, с которым оратор отождествляет себя и своих соратников, период либеральных реформ в России, которые являются базовой ценностью в текстах Новодворской.
Интересно, что Новодворская размежевывается с демократией, так как не считает, что массы могут сделать «правильный выбор». Такое недоверие к народу характерно для классического либерализма, бывшего идеологией общественных элит и владельцев крупной собственности.
Либерализм – идеология «квалифицированного меньшинства», которая должна охраняться от неблагополучного большинства, более того, это большинство должно принуждаться к выбору либерализма силой:
«Поэтому нас и назвали демократами, хотя я лично, например, либерал, и не согласна ставить мировые вопросы на всеобщее голосование. Победа в гражданской войне достигается только силой. Не обязательно силой оружия. Силой воли. Силой духа. Страна не выбирала либерализм, она и не могла его сознательно выбрать. Речь идет о том, как его стране навязать. Я хочу, чтобы была создана жесткая конструкция экономического принуждения. То есть, сзади будут некие заградотряды: все уже разрушено, можно идти только вперед» [Там же: 226].
NB! Оратор собирается «навязывать либерализм, используя «заградотряды». Новодворская, при резко отрицательном отношении к Великой Отечественной войне, «схватке двух тоталитарных монстров», не прочь иногда использовать образы, относящиеся к ней. Например:
«Русские западники не сдаются. Враги просто не стали брать нашу Брестскую крепость, потому что можно взять стены, ворота, башни, но не человека».
Ну, как тут не вспомнить знаменитое «русские не сдаются». Еще Валерия Ильинична сравнивает своих соратников с героическими девушками из кинофильма «А зори здесь тихие». «Сдваивание символического зонтика» в действии: «Посмотри, читатель, либералы – НАШИ!»
Набор героических ценностей в этом аргументе вполне совпадает с традиционными. Только традиционной народности не хватает. Это героизм не за народ, а против народа.
Нельзя не признать противоречивость той системы ценностей, которую выстраивает автор: базисные либеральные ценности в виде свободы слова, печати и пр. признаются приоритетными. Право выбора народом своей судьбы отрицается. При этом оратор неоднократно заявляет о невозможности примириться с ограничением прав на самовыражение. Таки образом, создается двойное противоречие.
Но главнейшее противоречие в аргументации Новодворской состоит в этической установке оратора на общественную борьбу, с одной стороны, и в программной установке на создание в России среднего класса, с другой. А для среднего класса, по определению, будет представлять ценность лишь частная жизнь. И для Новодворской это норма поведения:
«Анекдот гласил, что социализм – это когда всем все до лампочки. Я же не могла предположить, будучи верным последователем Софьи Перовской, Александра Ульянова и Германа Лопатина, что всем все до лампочки именно при капитализме и что это и есть нормальный порядок вещей!» [там же: 14]
При этом на протяжении всего текста можно встретить ряд высказываний о готовности автора и его соратников к смертельной борьбе с чекистами и красными, о ценности этой борьбы, ее приоритете над приватным благополучием, которое в аргументации Новодворской и определяется как конечная цель борьбы.
Оратор сдваивает символический зонтик для идеократического общества, для которого высшей ценностью является жертва за идею, а одной из главных отрицательных ценностей – идеология общества потребления.
Но недаром Новодворская сравнивала себя с большевиками 20-х. В лучших традициях большевизма она отдает пальму первенства единственному «историческому» классу, а именно, классу средних собственников. «Красные», т.е., любые политические противники, обрекаются на неминуемое уничтожение, как нечто отжившее:
«Мир идет не в вашу сторону, вы – геополитический анахронизм вместе с Кубой, Китаем, Северной Кореей, Бирмой и Ираном. <…> Рано или поздно скелеты членов правящей Россией хунты займут свое место в Палеонтологическом музее рядом с мумией из Мавзолея» [Там же: 462].
Или:
«Мы живем во лжи над пропастью правды, боясь в нее заглянуть. Я хочу бросать людей в пропасть правды, потому что разобьются на дне ее только слабые. У сильных вырастут крылья, они научатся летать» (303-304).
Новодворская развивает свою мысль о недопустимости предоставить выбор народу в статье «Не отдадим наше право налево», заглавие которой представляет собой словесную игру: слово «право» отсылает к политическому понятию «правая» партия (читай автор статьи и его соратники). А разговорное понятие «отдать что-либо налево», т.е. заведомо не в те руки, отсылает к политическому понятию «левые» (коммунисты, консерваторы и пр.).
Право определяется как принадлежность «элиты»:
«Оказалось, что человек далеко не универсален и что права – не ваучер, их нельзя раздавать всем поголовно. <…> Право – понятие элитарное. Так что или тварь дрожащая, или ты право имеешь. Одно из двух».
Или:
«Капитализм дает права с большим разбором и далеко не все. Права на социализм в продаже нет» [Там же: 307].
А куда же девать народ? А народ – в резервацию. Пока не дорастет до цивилизованного человечества:
«Апартеид – нормальная вещь. <…> Гражданские права существуют для людей просвещенных, сытых, благовоспитанных и уравновешенных. В зоне все откровеннее. Там есть права для всех, кроме как для “опущенных”, для “петухов”. И дело здесь не в физиологии, а в силе духа, в моральном уровне. Жалкие, несостоятельные в духовном плане, трусливые спят у параши и никаких прав не имеют. Если таким давать права, понизится общий уровень человечества. Так что апартеид – это правда, а какие-то всеобщие права человека – ложь. Русские в Эстонии и Латвии доказали своим нытьем, своей лингвистической бездарностью, своей тягой назад в СССР, своим пристрастием к красным флагам, что их нельзя с правами пускать в европейскую цивилизацию. Их положили у параши и правильно сделали» [Там же: 306-307].
В высказывании противопоставлены «благополучные», заслуживающие права, и неблагополучные, таковых не заслужившие. «Не заслуживающие» приравниваются к низам криминального общества, то есть, с таким контингентом, на который ни одному нормальному человеку быть похожим не захочется. В качестве конкретного примера «не заслуживающих» приведены русские в Прибалтике. А чтобы отпали всякие сомнения, оратор привлекает сакральные понятия правда (апартеид) – ложь (права для русского населения Латвии).
Ценности оратора: капитализм, наличие «победившего» класса собственников, привилегии в виде прав для элиты.
Ценности, совпадающие с традиционной системой (сдваивание): сила духа, высокий моральный уровень.
А в каких правах можно отказать? Конечно, в праве на социализм. Новодворская отождествляет его с коммунизмом, который назван «болезнью». Более того, это не просто болезнь, носителю которой следует посочувствовать как всякому больному, это заболевание, приобретенное по злой воле, следовательно, сочувствия оратора такой больной не дождется:
«Коммунизм лечится как рак. А поскольку, в отличие от рака, этот недуг не приобретешь без злой воли, анестезия не обязательна» [Там же: 307].
Юлия Латынина в статье «Навальный – мой президент» рассуждает, как «навязать народу либерализм». Статья написана на несколько лет позже анализируемых текстов Новодворской, но принципы аргументации, по большому счету, те же. Отличается тактика: если тексты Новодворской – это царство голой идеи, то тексты Латыниной изобилуют практическими оценками и рекомендациями. Автор рассуждает, может ли Навальный быть хорошим руководителем государства, опираясь на историю:
«Петр I – вздорный мальчишка, который играет в солдатики и якшается с представителями гнилого Запада, ненавидит все русское. Ему ли, бешеному, быть главой России вместо степенной и искушенной царевны Софьи? Екатерина II – вы охренели? Что эта фройляйн, до 16 лет не знавшая слова по-русски, понимает в России?[1]».
Аргументация построена на топике личности. Довольно высокий ценностный уровень в традиционной системе, хотя и стоящий ниже, скажем, патриотизма, авторитета науки, государственных институтов и т.д.
Для традиционной аудитории – уровень особенно притягательный. Патерналисткое государство, комиссарская диктатура, добрый царь-батюшка с плохим окружением и другие варварские реалии. Личность правителя организует всю топику государственной власти.
Петр и Екатерина Великие, безусловно, очень значимые лица российской истории (топ лица). Оратор, приводя в пример этих исторических личностей, завоевывает символический капитал – доверие аудитории. Следующий пример государственного деятеля «бывшего ничем и ставшего всем» - Джордж Вашингтон. А далее перечисляются государственные деятели, основной российской аудитории не известные и ничего ей не говорящие (например, сингапурский лидер Ли Гуан Ю).
Логика:
Петр I вначале «был никем», а затем стал великим государственным деятелем
И Екатерина Великая
И Джордж Вашингтон
И Ли Гуан Ю и т.д.
Следовательно, можно «быть никем», а затем стать великим государственным деятелем
Следовательно, Навальный может стать великим государственным деятелем
Это индукция. Из многих единичных фактов следует общий и обязательный вывод. Довольно часто используется в различных рассуждениях, в том числе, научных. Но метод плохой. Дело в том, что как только появится хоть один факт, противоречащий остальным, индукция не работает.
Лексика тоже помогает создать нужное впечатление. Петр I – «вздорный мальчишка», «играет в солдатики». Хотя с полным правом можно было сказать «царский сын», «любящий лодки и большие водоемы». Да, действительно, соглашается читатель, Петр I «был никем». Особенно охотно соглашается читатель «строго закала», у которого в голове прочно засело «кто был ничем, тот станет всем». Таким образом, первая посылка - софистическая уловка, не истина, а положение, само нуждающееся в доказательстве.
Конечно, выводы через индукцию вполне допустимы, хоть и несовершенны. Но дальше следует уже действительно «железная логика»:
«Я могу продолжать этот список до бесконечности, но мысль, надеюсь, ясна: про каждого главу государства можно сказать, что он был никто, пока не стал главой государства. Есть экзамен на право рулить автомобилем, но нет экзамена на право рулить государством. Сдачей такого экзамена и является само президентство. Многие – не сдают. Диктатор, собственно, это тот, кто остается никем, даже став главой государства. А государственный деятель – это тот, кто никем быть перестает».
То есть, упрощенно аргумент выглядит так:
Некоторые люди вначале «были никем», а затем стали великими государственными деятелями
Следовательно, каждый глава государства вначале «был никем»
Это так же убедительно, как вывод: «Некоторые животные - коровы. Следовательно, все животные коровы».
Выводы про различие «диктаторов» и «государственных деятелей» - уже просто игра словами. В элементарной логике давать определения через отрицательные понятия запрещено. (Например, нельзя объяснить, что такое дерево, сказав «это не трава»). Здесь же получается вот что: диктатор – это никто. Государственный деятель – это не никто.
«В том-то и опасность для Суркова, что Навальный – не НИКТО. Не маргинал Лимонов. Не очаровательный плейбой Немцов. Не Миша-«два-процента», что, конечно, лучше, чем Вова-«девяносто-восемь», но исключает глубокие реформы и железную волю
Он – технократ и менеджер, типичный выразитель взглядов российского третьего сословия. Он заработал деньги сам. Он работает с командой, и эта команда занимается не художественным свистом, а делом: сражается с этим государством в судах и штудирует документы куда внимательнее, чем те идиоты и воры, которые их писали.
Он заставил работать на себя половину российского Интернета и, не участвуя в этой думской кампании, выстроил свою стратегию так, что каждый голос, отданный за КПРФ и ЛДПР, оказался голосом, отданным за стратегию Навального. Он умудрился стать политиком, не превратившись в маргинала, что в путинской России в принципе невозможно. Его «Роспил» - это первый удачный в России политический бизнес. Он платит своей команде зарплату и окупает себя за счет добровольных пожертвований, а не через неизвестных спонсоров».
Латыниной требуется либеральный диктатор, наделенный «железной волей», которая позволит провести «глубокие реформы». Это герой в стиле Валерии Новодворской, представитель «квалифицированного меньшинства», который сможет «навязать народу/быдлу либерализм». Его личностный уровень описывается через профессиональные достижения. Успешный представитель среднего класса – главная цель либеральной демократии. «Заработал сам»: свободный бизнес – ценность для либерала.
Автор использует топ результата. Все действия – прошедшего времени, совершенного вида: «заработал», «заставил работать», «добился», «выстроил стратегию». Но все это действия в пределах возможного. А вот что касается невозможного, то его добиться может только сверхчеловек. А Навальный добился! Следовательно, Навальный сверхчеловек!
В отличие от свободного предпринимательства, личностного и карьерного роста, государство ценности для либерального оратора не представляет. Поэтому герой Латыниной «борется с этим государством» и хорошо делает. «Это государство» сравните с выражением «эта страна». Законы в этой стране пишут идиоты и воры – оскорбления в риторике демонстрируют прекращение коммуникации и разрыв речевых отношений. Далее возможна только конфронтация. Конфронтация между успешной личностью и государством.
Это не значит, что в традиционной системе не ценится личность. Еще как ценится. Как уже было отмечено, это высокий уровень топики. В конце концов, глава государства – всегда конкретная личность. В данном случае Латынина пользуется традиционной любовью российской аудитории к великим личностям, «тягой к царизму».
Но конфронтация между личностью и государством, страной в традиционной системе ценностей невозможна по определению.
Далее оратор развивает основные принципы либерализма, состоящие в максимальном ограничении роли государства:
«Вы скажете, что у Навального нет программы? Есть – НЕ ВОРОВАТЬ. Это – условие необходимое и достаточное. Мне не нравятся программы, в которых гражданам предписывают, что им делать. Мне нравятся программы, в которых запрещают некоторые вещи. Например, «не убий», «не укради» и пр., а все остальное – дело свободной воли граждан. Ну и какую программу Навальный мог бы предложить, по-вашему, для гипотетического массового избирателя? Пенсионерам – повысим, матерям - выделим? И чем бы после этого он отличался от Путина-Жирика-Миронова?».
В традиционной ценностной системе именно на государстве лежит ответственность за развитие и воспитание личности через образование, через главные жизненные принципы, создающие идеологию. Именно так государство «предписывает» гражданам, что им делать. И политические программы составляются исходя из существующих в данной стране ценностных принципов. Например, для российского общества ценность представляет социальная справедливость, и, как следствие, социальное государство. Отсюда пункты программы «Путина-Жирика-Миронова» в виде «пенсионерам повысим, матерям выделим».
Но для начала Латынина использует топику духовной морали, вспоминая заповедь: «Не укради». Это общее место авторитет. А так как Св. Писание с его заповедями является авторитетным для большей части аудитории, оратор добивается цели:
Плохой человек не может руководствоваться хорошими принципами
Заповедь «не укради» - хороший принцип
Навальный руководствуется заповедью «не укради»
Навальный – хороший человек
«Значит ли это, что Навальный станет российским Саакашвили? Вовсе нет, на одного настоящего реформатора в мире приходится десять бакиевых и еще парочка ослов вроде ющенко. Ничто не случается так просто и не обходится стране так дорого, как превращение всенародно избранного президента в диктатора. И очень возможно, что если Навальный станет президентом, то автор этих строк еще наплачется от президента Навального и трижды проклянет свою восторженность. Ну так что? Сидеть под Путиным, потому что – представляете – Радзиховский сказал, что может быть еще хуже! А вдруг этот Навальный детей будет есть? Вы можете поручиться, что он не будет есть детей?»
Никто не будет возражать, что Петр I великий реформатор. Екатерина Великая и Джордж Вашингтон – тоже признанные мировые правители. А вот что касается Саакашвили, то к данному лидеру у большей части аудитории, мягко говоря, возникнут вопросы. Апелляция к Саакашвили как к великой личности не является сильным аргументом. Но, раз мнения автора и аудитории совпадают касательно нескольких лидеров, возможно аудитория присоединится к точке зрения автора касательно других (Саакашвили, Навального)? Задача ставится именно такая. Латынина уничтожает позицию противника, не доверяющего Навальному, иронией: Действительно, не будет же он детей есть? А может, глупо так недоверять?
Есть такой прием в политическом пиаре: когда политика в чем-то обвиняют оппоненты, сторонники придумывают про него какую-нибудь уж совсем абсурдную гадость и распространяют. И тогда получатели, понимая, что это бред, задумываются и над первой информацией. А может, это тоже была клевета?
«Счастлива та страна, которая не нуждается в лидере (во главе США хоть барана поставь, США останутся США). Плохи дела той страны, которая в лидере нуждается. Но холодная политическая реальность заключается в том, что в России (в отличие от уже упомянутых США) общественная почва настолько обеднена и вымыта, элита настолько разложилась, народ настолько люмпенизирован, что никакие реформы не проводятся без абсолютно железной политической воли и команды единомышленников. Это как в Грузии: когда увольняли 80% полицейских, их, извините, уволил не народ. Их уволил президент Саакашвили, оправдавший мандат, данный ему народом».
Да, как уже было сказано, «царизм» - пережиток российского варварства. Конечно, либеральному оратору не хотелось бы руководствоваться этой ценностью традиционной аудитории. Но, поскольку такая ценность пока существует, оратор готов помириться на либеральном диктаторе.
Настолько, настолько, настолько. Три превосходных степени. Слово-усилитель. И каждый раз оно раскрывает один смысл: какая ужасная страна Россия. Как убить словом? Латынина показывает, как.
«Почва» «обеднена и вымыта», причем в превосходной степени. Когда почва в таком состоянии, это значит, что она «бесплодная». Это значит, что российское общество не только не способно породить что-нибудь хорошее, но просто не способно ничего породить. «Элита» «разложилась». Разлагаются обычно трупы. А что такое элита? Это лучшие люди страны: и ученые, и деятели культуры, и общественные деятели, и должностные лица. Лексически автор показывает, что лучшие люди «этой страны» - «трупы».
Какие понятия ассоциируются со словом «люмпен»? «Нищета», «криминал», «социальное дно» и т.д. «Люмпены» - люди опустившиеся, заведомо не способные ни к какой положительной деятельности, «быдло». Им остается только надеяться на либерального диктатора, «российского Саакашвили». Он – «оправдавший». Оправдать можно «доверие» - и тогда это будет человек честный и надежный. Оправдать можно «надежды». И тогда человека, с кем связано все самое лучшее полюбят. Только вот возникает вопрос: если народ, как утверждает автор, у нас насквозь разложившийся и люмпенизированный, может ли он сделать достойный выбор? Противоречие налицо. Возможно, «команда единомышленников», «квалифицированное меньшинство» поможет «быдлу» разобраться?
От любимейшего противопоставления «элиты» (либеральных борцов) и «быдла» (народа) либеральной оратор переходит к интерпретации исторических судеб страны. В статье Валерии Новодворской «Россия № 6» элита играет роль «непобежденных», а быдло – «рабов для тиранов»:
«Это началось давно. Россия никого не разбила на поле Куликовом. Можно ли разбить врага, который 200 лет сидел у тебя внутри, который сначала изнасиловал, а потом вступил с жертвой насилия в брак по любви и прижил с ней детей? Бить монголов надо было до Ига, а не после него. Патриотически настроенные историки умалчивают о том, что великий Александр Невский, разбивший «псов-рыцарей», платил дань Орде. Это, видимо, было раннее евразийство. Монголы были понятнее и ближе в отличие от проклятых атлантистов – немцев. Наверное, это любимая эпоха двух Александров: Дугина и Проханова. И хотя в XIII веке не было ни «Дня», ни «Завтра», уже тогда Россия-Русь жила по их формуле. Раздавленная Востоком, органически сливалась с ними в одно, как едины удав и проглоченный им кролик, и злобно набрасывалась на Запад» [Новодворская 2009: 307-308].
В приведенном отрывке сущность исторической ситуации в России раскрывается через понятия «жертва насилия» и «жертва хищника». Понятие «жертва насилия» привлекает понятия «брака» и «союза». Понятие «жертва хищника» в дальнейшем будет приравниваться к понятию «падаль» в контраргументе на известное утверждение А. Блока о том, что Европа должна быть благодарна России за спасение от монгольского нашествия:
«Значит, лесное зверье должно благодарить падаль? Значит, Запад должен благодарить Русь за то, что она наполнила хищнику желудок?» [Там же: 308].
Затем понятие «падаль» соотносится с понятием «прах», который формально является следующей стадией «падали». А где «прах», там «податливость», «покорность», «управляемость»:
«За время Ига Русь стала прахом. Глиной. Из нее можно было создать все что угодно. Нас создал Иван Грозный [Там же: 309].
Оратор приравнивает совершенно разные по своей сути понятия «прах» и «глина». Если «прах» - нечто сыпучее, и из него по этой причине ничего невозможно слепить по определению, то из глины, благодаря ее вязкости, возможно.
Над «глиной» с ее «податливостью» должен кто-то производить действия. Это может быть Иван Грозный или любой другой «тиран». Стать таким «материалом» и означает «потерпеть поражение». Понятия «побежденные» и «рабы» приравниваются – цель оратора, аналогия между исторической ситуацией и ситуацией в настоящем достигнута.
Ценности: отрицательное отношение к монгольскому игу (совпадает с традиционной системой ценностей), отрицательное отношение к победе в Куликовской битве (принципиально расходится с традиционной системой). Противостояние России и Запада (положительное в традиционной системе) оценивается как следствие поражения от Востока.
Новодворская дискредитирует политических оппонентов с помощью исторической аналогии. Отрицательное в традиционной системе ценностей понятие монгольского ига приравнивается к враждебной политической идее евразийства через сопоставление с фактом союза с Ордой Александра Невского.
«Рабы» в аргументации Новодворской проявляют себя по-разному: они сохраняют свою «рабскую» сущность при наличии «крепкой руки» и становятся «анархистами» при появлении власти с «цивилизаторскими наклонностями»:
«С XVI века мы существуем по законам маниакально-депрессивного психоза, ставшего лет через сто уже национальным характером. “И перед властию презренные рабы…”. Перед твердой и жестокой властью. Перед слабой властью – разнузданные анархисты, разбойнички, воры, из социального аутсайдерства шагнувшие в перманентный мятеж неврастеников, сдирающих шкуру с той власти, которая проявляет человечность и цивилизаторские наклонности, однако целующие стремя и хлыст у каждого свирепого и злобного автократа. <…> Но ослабевшая вожжа тут же попадает маниакально-депрессивному народу под хвост, и бешеные кролики, еще вчера довольствовавшиеся морковкой, выдаваемой по карточкам, жаждут крови и человеческого мяса, как в 1917 году, как в октябре 1993 года (когда они готовы были сжечь Москву, но не жить по-человечески), как 12 декабря 1993 года, когда бешеные кролики проголосовали за мировой пожар [Там же: 309-310].
Безусловно, исторический опыт – существенная ценность. Но для нашего оратора это что-то вроде бедствия, сформировавшего «национальный характер», требующий от власти таких качеств, как «свирепость», «злобность», «жестокость». Следствием ослабления власти моментально становится «народное бешенство». Либеральный оратор объясняет, как традиционная ценность в виде исторического опыта загнала нацию в проклятый замкнутый круг.
«Рабы» делятся на две части: «активную» (сражающуюся с противниками тирана) и «пассивную» (зомби):
«Одним он обещает завоевательную войну, ибо маньяков надо занять делом. Другим – паек, ибо депрессивных, никчемных зомби надо пасти».
Понятия «маниакальный», «депрессивный» дают характеристику стране в целом и отсылают к заглавию статьи. В статье противопоставляются «рабы» и «не смирившиеся» с монгольским игом (положительные герои в национальном сознании:
«Конечно, Евпатий Коловрат Михаил Черниговский, Даниил Галицкий, Михаил и Александр Тверские, все честно павшие в бою или казненные в Орде, но не сдавшиеся, не отвечают за позор Руси, которой 150 лет спокойно обедали. Мертвые сраму не имут, если они пали в бою. Но выжившие имут срам. И их потомки тоже» [Там же: 308].
С ними теоретически соотносятся все, сопротивляющиеся действиям «тиранов», и, в конечном счете, автор статьи и его соратники. В противовес «бешеным рабам» «не смирившиеся» - это те, кто «имеет здравый рассудок», но «заперт роком в палате для буйнопомешанных»:
«Но у меня есть вопросы к 1/10 части страны, к тем, кто сумел остаться людьми, к товарищам по несчастью, приговоренным, подобно мне, к заключению в этой гигантской СПБ…» [Там же: 311].
Великая Отечественная война – одно из проявлений «маниакально-депрессивного психоза». И здесь уже скорее Гитлер оказывается потерпевшим:
«Гитлер успел нанести первый удар, иначе несокрушимая и легендарная зашла бы ему в тыл и ударила по Румынии, отрезая нефть. Если бы не 22 июня, Сталину досталась бы не половина Европы, а весь континент, включая Францию и Норвегию, Бельгию и Швецию. Я не прошу вас благодарить Гитлера за его невольную услугу. Но и Сталина не заставляйте меня благодарить. В схватке акулы со спрутом побудил спрут. Здесь некому выносить благодарность [Там же: 311].
Правда, автор признает, что Гитлера благодарить не за что. Но интересно, с какими представителями животного мира сравниваются СССР и Германия. Германия во главе с Гитлером – акула, Советский Союз во главе со Сталиным – спрут. Это не случайно. Конечно, хотя свирепая зубастая акула и малоприятное животное, но, во всяком случае, она привлекательнее душащего мерзкими щупальцами спрута. Ну, что бы стоило Гитлера сравнить со спрутом, а Сталина с акулой? Нет.
Подводя итоги, можно сказать, что для либерального оратора вообще и для В.И. Новодворской в частности центральными ценностями являются базовые ценности либерализма в виде личной свободы, частной собственности и свободы предпринимательства в ущерб коллективной справедливости. В политическом плане это максимальное ограничение суверенитета государства, как внутри страны, так и во внешней политике. Парад суверенитетов внутри и отсутствие суверенитета извне.
Кроме того, либеральная система ценностей дается в текстах Новодворской с поправкой на специфичность российской ситуации. Недоверие оратора к большинству населения, не разделяющему либеральной идеологии, определяет последнюю как мышление элиты. В связи с этим Новодворская предлагает ограничить народ в праве выбора. Данный оратор прокламирует несвойственную стране ценностную систему, не соответствующую традиционным представлениям, поэтому старая система необходимо должна быть разрушена. В этом заключается «революционность» топики автора.
Валерия Новодворская, как оратор революционной направленности, постоянно апеллирует к будущему, целям и результатам, а прошлое, в основном, является предметом отторжения. Правда, в виде некоторых просветов, принимаются отдельные «либеральные» периоды правления некоторых правителей.
Новодворская – последовательный, но чрезмерно увлекающийся либеральный оратор. У нее редко встретишь конкретный рецепт существования страны в постсоветское время. Все ораторские цели – крайние меры. Баррикады, смерть, кровь, огонь, борьба с чекистской инквизицией. И все для того, чтобы «проклятой» России как таковой не существовало. Другие либеральные ораторы (например, та же Латынина) дают конкретные рецепты.
Их рекомендации проникнуты благопожеланиями. Цивилизованная страна:
- отказывается от «имперского прошлого»
- пересматривает итоги Второй мировой (Великая Отечественная лучше не говорить, ибо дурной тон) и по-новому расставляет акценты в историческом осмыслении XX века.
- переосмысливает период так называемой Холодной войны. И делает все, чтобы в современном мире этот период ни в коем случае не повторился. Поэтому ни в каком виде нельзя допускать восхвалений имперского прошлого.
