Имеющаяся в наличии переписка позволяет читателю глубже проникнуть в тайны этой дружбы; прежде всего, он узнает, насколько в переписке связаны восприятие современности и критическое рассмотрение событий с впечатлениями от прочитанных обоими книг. Шмитта и Юнгера объединяет при этом общее стремление к самостилизированию и интеллектуальной профилировке друг друга.
В другом месте Юнгер метко описывает то, что могло побудить его начать переписку, с самого начала, с мыслью об ее возможной более поздней публикации:
«Потребности, присущие всем существам, имеют простейшее обоснование; они сводятся к элементарному уровню. К их числу принадлежит желание «увековечить» себя». В своих записках «Семьдесят развеянных III» Юнгер указывает на три возможности, могущие привести к достижению этой цели. Эти возможности он может назвать в ответ на заданный ему вопрос, «как на всякий случай сочинить оперу»:
«Во-первых, дневник. […] У любого дневника есть перспектива быть опубликованным, когда он достигнет необходимого возраста. […] Во-вторых, собирание цитат из прочитанных книг; каждый человек, увлекающийся чтением, может таким образом составить книгу. […] В третьих, открытие заново письма как литературного жанра в «сумрачные времена». Переписка по договоренности вышла из моды – письменный диалог собеседников вокруг темы, события, вопроса. Она напоминает матч в шахматы по переписке; при этом может возникнуть нечто образцовое» (9).
Образцовый характер едва ли можно признать за перепиской, о которой здесь идет речь, уже хотя бы вследствие явных недостатков, которыми грешит издатель. Обратимся все же к содержанию: с интуитивной уверенностью Юнгер в своем письме Шмитту от 14 октября 1930 года, только после обмена тремя короткими посланиями, отмечает качество своего корреспондента, с которым он будет сталкиваться на протяжении всего времени переписки, даже хоть и в переносном смысле, пусть он так и не осознает более глубокое значение его взгляда на время, когда они вели свой диалог: «Вам удалось особое изобретение в области военной техники: мина, которая взрывается бесшумно. Видно, как словно по мановению волшебной палочки оседают руины; и разрушение уже свершилось до того, как стало общеизвестным фактом» (10). Юнгер касается здесь только что прочитанной им работы Шмитта «Понятие политического» (1927) (11):
«Удар, который на этих тридцати страницах наносится по всей этой пустой болтовне, наполняющей Европу, столь сокрушителен, что можно сразу перейти к повестке дня, чтобы обсудить с Вами определение конкретных отношений «друг-враг». Я слишком ценю слово, чтобы не воздать сейчас должное уверенности, хладнокровию и злости, с которыми Вы нанесли Ваш удар, пробивающий любую защиту» (S. 7).
Четырьмя неделями позже Юнгер сообщает Шмитту: «Все Ваши высказывания кажутся мне потому особенно опасными, что они способны укрыться в границах полной объективности» (12). Объективность собственного рода характеризует также и Юнгера, который примерно в июле 1934 года пишет из Силта: «Политические взгляды курортников очень забавны, - едва ли имеется более бешеная чернь, чем та, которая каждый год сидит вместе на креслах с тентом» (13). Из всех мнений о текстах корреспондента, сообщений о прочитанном, литературных ссылок, скудных впечатлений от путешествий и семейных новостей состоит итоге общее содержание переписки.
Тот, кто ожидает, прежде всего, сенсационной информации и мнений, касающихся времени Веймарской республики и Третьего рейха, что могло бы поспособствовать прояснению места Шмитта и Юнгера, будет разочарован. Так, Шмитт ничего не сообщает о своем «отстранении от дел» в 1936 году. Актуальная политика проявляется, если дело выходит за рамки само собой разумеющего и ни к чему не обязывающего, исключительно в зашифрованных намеках, образующих в рамках переписки второй, часто лишь с трудом поддающийся обнаружению слой, в который издатель переписки, к великому сожалению, не углубляется. Ключевые пункты этого дополнительного слоя представляют собой, во-первых, ссылки и импликации из прочитанной литературы, которые может понять лишь знакомый с этими произведениями и историко-культурным фоном их создания (14), а во-вторых, в связи с этим, но также и независимо от этого, обращение к ветхозаветной, греческой и римской мифологии.
Приведем показательный пример. Юнгер замечает, что при чтении статьи Шмитта «Что есть пиратство» (15) ему бросилось в глаза, «что государственное право все больше напоминает роковое ложе Прокруста», и оно происходит, вероятно, «из тайного примата гражданской войны» (16). Шмитт отвечает ему едва по прошествии двух недель:
«Сравнение с прокрустовым ложем соответствует истине. Но я чувствую себя не Геркулесом, который разорвал этого Прокруста, а скорее рентгенологом, который сопровождает его без того, чтобы его видеть. Впрочем, они интересует меня больше, чем его кровать. Даже, кажется, следует забыть, что он с глубоким умыслом фигурирует в подвигах Геракла. Античная мифология на самом деле неисчерпаема» (17).
Очистительная функция мифологии
По мере продолжения переписки, Шмитт все больше обращается к мифологии и над античностью начинают доминировать носящие мифологизирующий характер ссылки на творчество Германа Мелвилла, с помощью которого Шмитт пытался оправдать свою персону и свое сотрудничество с национал-социалистами. Этим он занимался все больше во время после второй мировой войны, в то время как Юнгер снова превратился вскоре хоть и в спорного, но чествуемого и уважаемого автора, Шмитт вел жизнь презираемого изгоя, которому осталась закрытой дальнейшая академическая карьера. В этой ситуации ему осталось только изображать из себя жертву, называя себя козлом отпущения, о чем может дать подробное представление имеющаясянынче в наличии переписка (18). Касательно отношений с Юнгером, к этому добавляется уже упомянутая растущая зависть к нему, которая и привела к тому, что с декабря 1960 по июль 1968 года в переписке был перерыв.
Критический разбор собственной деятельности и собственной ответственности Шмитт переносит в область мифологического и, вместе с тем, в категорию, которая лишена прямого доступа и избавляет собственное существование от осуждения окружающего ее мира – особая форма привития иммунитета против критики. Шмитт придает главному герою, именем которого названо произведение, Бенито Серено, белому капитану, которым командуют черные рабы, значение «ситуации-символа» (19). Он указывает, что «несравненное величие» Мелвилла заключается в его «способности к объективному и элементарному описанию конкретной ситуации».
«Бенито Серено благодаря этому более велик, чем русские и все прочие писатели XIX века, так что рядом с ним даже По выглядит анекдотично, и «Моби Дик» как морской эпос можно сравнить только с «Одиссеей». Море как элемент можно понять только благодаря Мелвиллу. Очень актуальная тема» (20).
Высказываниями подобного рода наполнена вся переписка. Юнгер еще и в семидесятые годы оставался важным собеседником для Шмитта, все более становящегося одиноким. На рождество 1974 года он пишет ему, чтобы обстоятельно поделиться размышлениями о его публикациях, а также: «К сожалению, здесь мне не с кем поговорить об этом и мои записи день ото дня становятся все более неразборчивыми» (21). Но все же, несмотря на то, что обоих корреспондентов покидали силы, они делали вполне ценные наблюдения касаемо истории Федеративной республики. Так, Юнгер в июле 1975 года замечает: «Наши теперешние беспорядки начались со смертью студента Онезорга, который был застрелен во время волнений. Случай начал разрастаться, так как государство в лице исполнительной власти оказало правонарушителям самое активное содействие. Эта разновидность трусости достигла своей кульминации во время похищения Лоренца» (22).
И в феврале 1976 года он считает нужным заметить: «Как я слышал, историкам теперь также хотелось бы основать профсоюз; я предлагаю, чтобы они присоединились к уборщикам мусора» (23). О себе самом Юнгер в 1981 году высказывает намного более снисходительное суждение, после того, как он признается Шмитту, что быть преследуемым составляет неотъемлемую часть его имиджа:
«Мой имидж после первой мировой войны создали союзы фронтовиков, а после второй – учителя средних школ и профессора, которые во время Третьего рейха держали рот на замок – то, что я этого не делал, тем более их раздражает. С этим следует примириться – в глазах друзей ты не теряешь лица» (24). На вопрос, видел ли когда-либо Карл Шмитт это лицо Эрнста Юнгера, собранная здесь целиком переписка не может дать ответа, чему поспособствовало, по крайней мере, и неудовлетворительное, поспешное издание её.
Примечания:
1) См. Nachlaß Carl Schmitt. Verzeichnis des Bestandes im Nordrhein-Westfälischen Hauptstaatsarchiv (Veröffentlichungen der Staatlichen Archive des Landes Nordrhein-Westfalen Reihe C, Bd.32), bearb. von Dirk van Laak und Ingeborg Villinger. Siegburg: Respublica-Verlag 1993; в данном издании см. Jünger S.85, 274 (Briefe), 330 (Materialien), 440-442 (Literatur). Наряду с указателем писем и материалов, том содержит также каталог библиотеки Шмитта, разделенный на монографии, статьи и журналы.
2) Carl Schmitt – Briefwechsel mit einem seiner Schüler [1948-1980], hg. von Armin Mohler in Zusammenarbeit mit Irmgard Huhn und Piet Tommissen. Berlin: Akademie Verlag 1995. – Мёлер, род. 1920, познакомился со Шмиттом во время работы над своей диссертацией, которая впервые была опубликована в 1950 году, а затем выдержала расширенное издание: Armin Mohler: Die Konservative Revolution in Deutschland 1918-1932. Ein Handbuch. Hauptband und Ergänzungsband (mit Korrigenda) in einem Band, 5. Aufl., Graz: Stocker 1999. С 1949 по 1953 гг. Мёлер был секретарем Эрнста Юнгера (см. Jünger/Schmitt, S.658).
3) Страницы 458 - 461 содержат факсимиле четырех писем. – Особое значение для понимания содержания переписки представляют ценные письма из негосударственного семейного окружения, - например, два письма супруги Шмитта Душки (1903 - 1950) супруге Юнгера Грете (1906 - 1960), связанные с тюремным заключением Шмитта в 1945-1947 гг. и его допросами на Нюрнбергском процессе (ebd., S.624 - 629).
4) Приведем один пример. 2 марта 1982 года Шмитт указывает Юнгеру на «книгу о Глобке», издание Клетт-Котта, заглавие «Государственный секретарь Адэнауэра». Почему-то Юнгер не дает здесь полных библиографических данных: Klaus Gotto (Hg.): Der Staatssekretär Adenauers. Persönlichkeit und politisches Wirken Hans Globkes. (Veröffentlichung der Konrad-Adenauer-Stiftung; Archiv für Christlich-Demokratische Politik) Stuttgart: Klett-Cotta 1980. Также в предшествующем письме Юнгера от 14 февраля 1982 года (Jünger/Schmitt, S.448) также хорошо бы дать полные библиографические данные: Dietrich Güstrow: Tödlicher Alltag. Strafverteidiger im Dritten Reich, Berlin: Severin und Siedler 1981. Подобные неточности присущи всему комментарию.
5) См., например, отрывок о Томасе Манне (Jünger/Schmitt, S.860): «Думали, что Томас Манн в 1947 году полагали возможным написать, что «человечество» благодаря катастрофе прошедшего десятилетия […] получило хороший толчок вперед» (взято из Thomas Mann – Karl Kerényi, Gespräch in Briefen. Zürich: Rhein-Verlag 1960, S.146 [1. Januar 1947]). Об отношении Кизеля к Юнгеру также: Zwischen Kritik und Affirmation. Ernst Jüngers Auseinandersetzung mit dem Nationalsozialismus. In: Günther Rüther (Hg.): Literatur in der Diktatur. Schreiben im Nationalsozialismus und DDR-Sozialismus. Paderborn, München, Wien: Ferdinand Schöningh 1997, S.163-172, dort S.169 f. – Zu Kiesels Jünger-Interpretation s. auch ders.: Ernst Jünger 1895-1995. Eine kritische Würdigung von Leben und Werk. In: H. K. (Hg.): Ernst Jünger 1895-1995. Festakt aus Anlaß des 100. Geburtstages. (Heidelberger Universitätsreden, Bd.10) Heidelberg: C. F. Müller Verlag 1995, S.11- 38.
6) Carl Schmitt: Glossarium. Aufzeichnungen der Jahre 1947-1951, hg. von Eberhard Freiherr von Medem. Berlin: Duncker & Humblot 1991.
7) Ernst Jünger: Siebzig verweht V. Stuttgart: Klett-Cotta 1997, S.151-154.
8) Das Zitat, ebd., S.154. – Первый том изданной Питом Томмисеном «Шмиттианы» содержит статью хорошо знакомого со Шмиттом инженера Эрнста Хюсмерта (род. 1928), в которой описываются впечатления от последних лет Карла Шмитта. В этом тексте, который Кизель не принимает во внимание, в конце содержится отрывок, созвучный с высказыванием Юнгера: «Иной раз мне не было ясно, за кого он меня держит. Он спрашивал меня, знаком ли я с Эрнстом ЮНГЕРОМ, и я думал: «К нему нелегко подойти. У него есть своя аура. Но он настоящий друг» (Ernst Hüsmert: Die letzten Jahre von Carl Schmitt. In: Schmittiana 1, hg. von Piet Tommissen. Brüssel 3. Aufl. 1990, S.40-54, в данном издании S.54).
9) Ernst Jünger: Siebzig verweht III. Stuttgart: Klett-Cotta 1993, S.327 f. (datiert auf "Paris, 25. März 1984").
10) Ernst Jünger an Carl Schmitt, Berlin, d. 14. Oktober 1939. In: Jünger/Schmitt, S.7.
11) Zuerst in: Heidelberger Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik Bd.58 (1927), Heft 1, S.1-33. Отдельно вышла работа, после своего первого издания в 1928 году, "Der Begriff des Politischen" mit einem auf Berlin, Oktober 1931 datierten Vorwort 1932.
12) Ernst Jünger an Carl Schmitt, Berlin, d. 17. November 1930. В: ebd., S.8 f., здесь S.8.
13) Ernst Jünger an Carl Schmitt, Wenningstedt (Sylt), d. 4. Juli 1934. In: ebd., S.35 f., в данном издании S.36.
14) Отдельное место занимает дискуссия о работах французского писателя Леона Мари Бло (1846-1917). См. Ernst Jünger an Carl Schmitt, Wilflingen, d. 23. März 1956: "Уже несколько недель я перечитываю дневники Бло с постоянным ощущением, что я когда-нибудь о нем должен буду написать. Только это может произойти в форме мистического посвящения – показывая вначале ужас, оставленный этим именем, и затем то, что от него стало достоянием вечности. Это характерно для человеческих судеб, и отсюда, пожалуй, выходит, что чтение этих дневников, несмотря на отвратительный сюжет, дает силы, подобно причастию. Как раз когда происходит упадок, это становится ясно. К счастью, этого нельзя в данный момент сказать о мне самом. Ваш Эрнст Юнгер" (Jünger/Schmitt, S. 296-298, здесь S. 297).
15) Carl Schmitt, Der Begriff der Piraterie. В: Völkerbund und Völkerrecht 4 (1937/38), S.633-638.
16) Ernst Jünger an Carl Schmitt, Überlingen a. See, d. 3. November 1937. В: Jünger/Schmitt, S.68.
17) Carl Schmitt an Ernst Jünger, Berlin- Dahlem, d. 14. November 1937. В: ebd., S.69 f., в данном издании S.70.
18) См. только Ernst Jünger an Carl Schmitt, Canstatt, d. 2. Mai 1955. В: ebd., S.269.
19) Carl Schmitt an Ernst Jünger, ohne Ort, d. 17. September 1941. В: ebd., S.128-130, в данном издании S.129.
20) Carl Schmitt an Ernst Jünger, Berlin- Dahlem, d. 4. Juli 1941. В: ebd., S.121 f., в данном издании S.121. – О ссылке Шмитта на Бенито Серено см. Bernd Rüthers: Carl Schmitt im Dritten Reich. Wissenschaft als Zeitgeist-Verstärkung? München: C. H. Beck 1989, S.93 f.: " Персонаж в романе Германа Мелвилла является заимствованным. Там Серено, на первый взгляд, все еще капитан пиратского судна, в действительности, он давно уже заложник в руках взбунтовавшихся рабов, чья жизнь находится под угрозой. Они принуждают его выполнять роль капитана и подобным образом скрыть факт своего бунта. Некоторые из почитателей Шмитта приняли этот образ за чистую монету. Беспристрастный наблюдатель спросит, конечно, почему и из какого тщеславия в 1933 году хотели стать капитаном или, возможно, адмиралом. Что это были за рабы, взбунтовавшиеся после 1933 года? Кто усердно стремился сблизиться с мятежниками, даже приветствовал их образ мыслей? Кто не знал об их зверствах?"
21) Carl Schmitt an Ernst Jünger, ohne Ort [Plettenberg], Weihnachten 1974. В: Jünger/Schmitt, S.406 f., в данном издании S.406.
22) Ernst Jünger an Carl Schmitt, Wilflingen, d. 1. Juli 1975. В: ebd., S.409-411, в данном издании S.410.
23) Ernst Jünger an Carl Schmitt, Wilflingen, d. 1. Februar 1976. В: ebd., S. 414 f., в данном издании S. 415.
24) Ernst Jünger an Carl Schmitt, Wilflingen, d. 8. April 1981. В: ebd., S.443 f., в данном издании S.443. – Цитата в заглавии рецензии происходит из письма Эрнста Юнгера Карлу Шмитту, Goslar, d. 2. Januar 1934 (ebd., S.21). При этом речь идет о мнении Юнгера о прочитанном им романе Луи-Фердинанда Селина «Путешествие на край ночи», первое издание которого увидело свет в 1932 году.
Альф Кристоферсен, перевод с немецкого Андрея Игнатьева
