1. Проблема языка - одна из основных силовых линий в философии ХХ века. Есть все основания применить ее и к традиционализму.

2. Будем сразу исходить из допущения, что традиционализм оперирует не просто уже существующими языками (какими являются, например, религиозные и метафизические традиции), выступая как своего рода искусственный и чисто технический метаязык, но сам является языком.

3. Если традиционализм есть язык, то у него есть система своих денотатов -коннотатов. С коннотатами понятно: если рассматривать традиционализм как текст, то обзор этого текста (классиков - Генон/Эвола, комментаторов и продолжателей) даст нам коннотативную структуру.

4. Каково денотативное множество традиционализма? Марк Сэджвик в своей книге «Против современного мира» выдвигает гипотезу, что Генон почерпнул концепт Софии Переннис в Возрожденческом платонизме. Отсюда Примордиальная Традиция, дополнившая платонизм индуистскими моментами (Шанкара и полярная география Тилака – Тилак через Вирта прямо повлиял и на Эволу). Расширяя эту гипотезу можно сказать: денотативное множество традиционализма как языка есть денотативное множество платонизма, а точнее, неоплатонизма. Чем был неоплатонизм II-VIвеков? Не религией, хотя и не против религии. Не философией, хотя и с опорой на философию (но какая философия в «Халдейском оракуле»?!). Не сектой, но и сектой. Не политической организацией, но большое внимание уделяя нормативной идеальной политике. Этот неоплатонизм жил параллельно официальным теологиям в Средневековье (герметизм, эзотеризм, ордена), а затем вспыхнул в Возрожденье. Аль-фаласафа, ат-тасаввуф и ишрак – его проявления в исламском мире. Меркаба-гнозис, рейнский хасидизм и Каббала – в иудейском. Современный традиционализм есть неоплатонизм. Денотативное множество традиционализма и неоплатонизма совпадают.

5. Но что это за множества? Прояснили ли мы их суть? Чтобы прояснить, необходимо пройти опыт обозначаемого. По Августину, речь предполагает сигнификационный пакт. Его можно заключить с людьми и с другими сущностями. Этот сигнификационный пакт создает эмпирическое множество обозначаемого.  В религии этот пакт заключается с Богом. В Новое время (по Б.Латуру и Т.Куну) - между людьми в серии социальных ритуалов (см. описание Латуром социальной природы открытий вакуума или микробов Пастера). А с кем в традиционализме? Здесь структура пакта и соответственно опыта денотата чрезвычайно сложна. Можно сказать (условно), что речь идет о разрывании вуали, о радикальном броске «от». То есть,  пакт заключается с собственной волей к трансцендентному, к преодолению, к выходу за грань. Эвола называл того, кто прошел опыт и заключил пакт - «дифференцированным человеком». Сохраварди говорил о «братстве отдельных, дифференцированных». Денотативное множество традиционализма (неоплатонизма) коренится в волевом и радикальном и травматическом прорыве к мета-структурам. В этих мета-структурах есть опыт, но нет того, кто его испытывает и нет того, что является объектом опыта. Иными словами, денотаты традиционализма таковы, что в них теория строго совпадает с праксисом. Можно назвать это формой радикального познания, познания, обращенного к корневой реальности напрямую.

6. Генон обращался к Примордиальной Традиции. У Сохраварди мы находим концепт «причастности к общности сакины (шекины)». Эти понятия обозначают специфическое семантическое поле, где развертывается радикальный опыт. И в этой особой изолированной среде коннотат сливается денотатом. В этом слитии и реализуется сигнификационный пакт традиционализма.

7. Отличие геноновского традиционализма от неоплатонизма в том, что Генон обращается к Востоку. Он относится к индуизму, даосизму или буддизму как традиционалист (то рассматривая языки этих традиций как субституты тех эмпирических реалий, с которыми Генон знаком в лоне своего освоения денотативного множества). Но он не навязывает своих (неоплатонических) проекций Востоку, а деконструирует Восток, вычленяет в нем мета-структуру и дополняет западные и монотеистические неоплатонические пласты новыми, восточными. В результате мы получаем расширенный неоплатонизм, который не объясняет восточный эзотеризм через западный, но расширяет западный за счет восточного и далее объясняет и то и другое с позиций расширенной модели.

8. Итак, традиционализм можно считать расширенным неоплатонизмом. Такого рода попытки были в Индии, и целый ряд систематизаторов, тот же Шанкара, Патанджали или кашмирские шиваисты,  строили обобщающие интегральные модели, позволяющие  найти соответствия между различными школами, терминологиями и структурами конкретных школ, учений, направлений. В Иране нечто аналогичное лежит в основе школы Ишрака. У Сохраварди мы видим шаги по включению в систему обозначающих зороастрийскую традицию и ее нотации. Генон выдвигает самую широкую модель расширения.

9. Тут встает вопрос: а чем это отличается от теософизма, оккультизма и сегодняшнего нью-эйджа? Претензии на синкретизм или синтез те же самые… Проведение демаркационной черты между традиционализмом и неоспиритуализмом была постоянной заботой Генона и отчасти Эволы. Они выдвинули целый ряд критериев. Самое главное в денотативном множестве и в радикальном опыте. Неоспиритуалисты имеют дело не с мета-структурой, но с ее хаотическим симулякром. Их опыт включает в себя человеческое и его ближайшее окружение, тогда как традиционалист сразу, с первого шага,  начинает двигаться во вне-человеческом измерении. Традиционализм и нью эйдж оперируют с разными денотативными множествами.

10. Неотрадиционализм должен постоянно держать в центре внимания проблему денотата. Это главное сегодня (и всегда). Опыт денотата -постоянная проверка корректности того, что традиционалист утверждает или делает. Традиционализм, перефразируем Эволу о магии, это чисто опытная дисциплина. Она требует интеллектуальной интуиции, которая при этом должна подтверждаться конкретикой эмпирической встречи с денотатом. А эта встреча всякий раз фульгурантна. В этом смысле можно поставить задачи: 1) обострить внимание на радикальности опыта традиционалистского познания («рассветного  познания» по Сохраварди); 2) снова и снова проводить жесткую грань  между традиционализмом и неоспиритуализмом (издания переводов Генона в неоспиритуалистском издательстве - наш общий позор); 3) оперативно переосмыслить неоплатонизм и переместить центр тяжести к нему, вместо «эзотеризма», дающего повод соскользнуть в «нью-эйдж»; 4) реанимировать интернациональное и интерконфессиональное «братство отделенных» («ихвани таджрид»), как среду сигнификационного пакта и локализацию диспозитива выхода к денотатам; 5) сосредоточиться на денотативном множестве эсхатологического дискурса и реконструировать традиционалистскую модель «конца времен» (включая опыт столкновения с его денотативными узлами).