1. Раскрытие понятия «номос Земли»

К.Шмитт, как и другие представители «консервативной революции», подвергал жесткой критике основания современного общества, в том числе юридические основания, что было связано с идеей европейского нигилизма. Проблему нигилизма особенно часто затрагивал Эрнст Юнгер, он разработал особую геополитическую символику, связав образ леса со стихией анархии, а пустыню – с нигилизмом . Шмитт так же противопоставляет два этих начала, нигилизм и анархию, касаясь Средневековья:

…Прежде всего необходимо со всей возможной ясностью отделит анархию средневековья от нигилизма XX столетия. Как мы уже упоминали. Средневековое устройство Европы… было в высшей степени архаичным, однако пока оно не утратило обосновывавшего его единства порядка и локализации, оно, несмотря на все войны и междоусобицы, отнюдь не было нигилистическим.

Шмитт связывает нигилизм с механицизмом как в сфере производства, так и в сфере законодательства; беспочвенный закон, юридическое положение, лишённое каких-либо онтологических оснований, существующее в виде констатации сложившихся общественных отношений, – всё это симптомы европейского нигилизма. В работе «Номос Земли в международном праве Jus Publicum Europaeum» К.Шмитт, отыскивая первоначальное значение понятия  «номос», демонстрирует постепенное его искажение. Шмитт утверждает, что νόμος, как основание права, связан с пространственным измерением – с захватом и размежеванием земли. Шмитт противопоставляет субстанциальное право, основанное на изначальном акте, конституирующем пространственный порядок, правовому позитивизму, предпосылки которого находит уже у Платона:

В платоновских “Nomoi” есть уже нечто от утопического планового характера современных законов. Аритотель разичает конкретный порядок, politeia, и множество отдельных nomoi. Он критикует книгу Платона “Законы” за то, то в ней речь идет о случайных nomoi и лишь чуть-чуть о politeia.

Шмитта интересует закон происхождение права, его онтологические основания, которые он обнаруживает в учении Аристотеля . Стагирит связывал νόμος с первоначальным распределением земли – он всегда соединен с конкретным местом и является силовым полем установленного на этом месте порядка . Субстанциальность заключается в привязанности к конкретному качественному пространству. Шмитт критикует идею пустого пространства, возникшую уже в Новое время. С этой идеей он связывает возникновение нигилизма, который на юридическом уровне соответствует позитивистской теории права. Если в предыдущих работах Шмитт противопоставляет нормативизму децизионизм, т.е. правовую систему, основанную на полномочиях суверена , то теперь право укореняется в качественном пространстве. Этим пространством для Шмитта может быть только земля, т.е. пространство, подлежащие разграничению. Море может быть разделено только абстрактно, теоретически, но такое разделение не поддаётся конкретному созерцанию. Море, как политическое пространство, появляется только в XVI веке и постепенно начинает разлагать субстанциальный νόμος земли. Чтобы раскрыть учение К. Шмитта о номосе, следует рассмотреть его аристотелевские основания.

 Античная политология, если вообще правомерно допускать такое понятие, не выделялась из единого корпуса философии. Поэтому неверно рассматривать этику, учение о государстве, онтологию и физику греческих философов как изолированные дисциплины. Более того, аристотелевская теория государства не может быть полностью раскрыта без привлечения книг «Физики» и т.н. «Метафизики». Чтобы понять специфику аристотелевского учения о государстве (πολιτεία)  следует обратить внимание на естественный характер этого явления в учении Стагирита. Пολιτεία существует по природе, является природной вещью, а не искусственной ; πολιτεία — нечто нерукотворное, чей τέλος соответствует монархии и аристократии ; есть и другие состояния этой вещи, которые являют ту или иную степень регресса или недоразвития: олигархия, демократия, тирания. Некий компромисс, когда общественный строй, не реализуя τέλος, всё же не впадает в ту или иную крайность, Аристотель называет политией.

Аристотелевское учение о государстве нашло отклик у консервативных мыслителей. Например, отрицание Ж. де Местром писаного права основывается на представлении о существовании  вечного неписаного права, вытекающего из того положения, что общественное целое – это нечто большее, чем вариативная совокупность частей, способных произвольно менять конфигурацию целого. Консерватизм мыслит государство холистично, а отцом холизма можно назвать Аристотеля, несмотря на то, что сам этот термин был введён достаточно поздно. Консерватизм, как первоначальный, последовавший за буржуазными революциями, так и радикальный, Веймарский, критикует сковывающий механицизм модернистских преобразований. Консервативные мыслители считали, что общественные отношения не могут регулироваться беспочвенными предписаниями буквы закона, который не исходит из традиции. Государство, превращённое в механизм юридической защиты, перестаёт выполнять объединяющую функцию и становится репрессивным образованием, порождая нигилизм. Эти представления берут начало у Аристотеля, что можно продемонстрировать на примере следующих высказываний: «Вероятно, не будет ошибкой сказать, что внешние принципы организации возрастают в той мере, в какой утрачивается внутренняя гармония» , – замечает Э. Юнгер; «Наихудшие из видов государственного строя нуждаются в наибольших предохранительных мерах», – пишет Аристотель .  Подобным тезисом руководствуется и К.Шмитт, отыскивая онтологические основания права. Он находит их в захвате и распределении территорий, после чего возникают порядки локального характера; νόμος вытекает из конкретного φύσις, они онтологически неразделимы . Долженствование  не противоречащее  бытию ,  – в этом заключается истинный νόμος, субстанция права по К.Шмитту. 

2. Аристотелевские истоки легитимной экспансии

 Разделение людей на рабов и свободных граждан, произведенное Стагиритом, получило отклик в Средние века и в Новое время. Уже у Данте в трактате «Монархия», со ссылкой на Аристотеля, приводится оправдание военной экспансии с целью создания всемирной монархии.

Политическое учение Данте Алигьери, в котором государство предстаёт божественным установлением, а лучшей его формой является всемирная монархия, заимствует из аристотелевской метафизики множество положений. Во-первых, это представление о перводвигателе, которому должен подражать всемирный правитель. Во-вторых, это учение о материи и форме –  онтологических началах, которым соответствуют свободные граждане и выполняющие распоряжения. Согласно Данте, к функции материи или формы онтологически предрасположены не только отдельные лица внутри одного сообщества, но и целые народы: «Не только отдельные люди, но и целые народы способны от рождения повелевать, а другие – подчиняться и служить, как это доказывает философ в книгах «Политики», и для таких, как он сам говорит, быть управляемыми не только полезно, но и справедливо, даже если их к этому и принуждают».

К.Шмитт обнаруживает аристотелевское влияние на захватнические идеи эпохи конкисты, а также пытается проследить дальнейшее развитие этих идей, усматривая их кульминацию в европейском гуманизме и теории «естественного права». Немецкий философ ссылается на Френсиса Бэкона, утверждавшего, что индейцы-каннибалы не имеют права называться людьми. По замечанию Шмитта, аргумент, согласно которому все индейцы каннибалы, не нуждался в подтверждении. Постепенно европейское деление людей на христиан и нехристиан перерождается в деление всех на людей и нелюдей, что вылилось в идею гуманизма, с его глубокой уверенностью в объективности своих оснований: «Естественно, деление человечества на людей и нелюдей имело политический смысл и не без оснований осуществлялось со ссылкой на “Политику” Аристотеля. В этом способе ыражения и в этой гипертрофированной форме оно уже не было христианским и стало основным лишь в XVIII веке вмете с победой философии абсолютного гуманизма. Лишь вместе с человеком, понимаемым в смысле абсолютной полноты человеческой природы, и именно в качетве оборотной стороны того же самого понятия, появляется его специфический новый враг – нелюдь».

Шмитт противопоставляет подобной аргументации положения Франсиско де Витория и других теологов XVI-XVII вв., которые осмелились заявлять, что аборигены тоже люди и обладают бессмертной душой. Шмитт связывает оправдание военной экспансии в аристотелевском стиле с отделением права от теологии. Впоследствии, в XIX-XX вв., согласно Шмитту, идея разделения всех на людей и нелюдей переродилась в идею разделения на сверхлюдей и недочеловеков . 

Заключение

Подытоживая наше исследование, можно выделить два тезиса аристотелевской онтологии, на которые обращает внимание Шмитт: это, с одной стороны, субстанциальное право, вытекающее из захвата и распределения земли, с другой стороны – легитимная экспансия как следствие деления людей на рабов и свободных. В историческом контексте своего возникновения данные тезисы не противоречат друг другу, т.к. Стагирит исходит из того, что варвары не могут реализовать цель возникновения государства, т.е. совместную прекрасную деятельность, и воспитать добродетельных граждан. Соответственно, варваров можно захватывать и порабощать –  Аристотель называет это «охотой на людей»: «Охотиться должно как на диких животных, так и на тех людей, которые, будучи от природы предназначенными к подчинению, не желают подчиняться; такая война по природе своей справедлива» .
К сожалению, в данной работе мы не можем рассмотреть влияние Аристотеля на арабскую политическую мысль, хотя подобное исследование кажется нам очень важным для демонстрации оправдания военной экспансии в неевропейской культуре. Научные исследования культур Востока в XX столетии скорректировали европейские представления о природе закона; после открытия таких правоведческих систем, как фикх, цивилизация Запада больше не может претендовать на монополию в сфере человеческих прав. К. Шмитт отмечает, что военные конфликты внутри христианского общества в Средние века отличались от военных действий в отношении «нелюдей», т.е. народов, находящихся за пределами правовой парадигмы. Этот принцип действовал  и в XX столетии, а если мы внимательно прочтём следующий пассаж, то увидим актуальность данной проблематики и в наши дни: «При современном, дискриминационном понятии войны деление войн на справедливые и несправедли¬вые служит именно тому, чтобы видеть во враге уже не Justus hostis, а уголовного преступника. Вследствие этого война перестает быть международно-правовым понятием, но убийства, грабежи и разрушения от¬нюдь не прекращаются, а благодаря появлению но¬вых, современных средств уничтожения их количест¬во даже возрастает. Поскольку война для ведущих ее сторон превращается в карательную акцию в смысле современного уголовного права, военный противник перестает быть Justus hostis. Против него уже точно так же не ведут войну, как и против пирата, который является врагом уже в совершенно ином смысле, чем военный противник, как его рассматривает европейское международное право».

Проблематика данной работы представляется нам чрезвычайно актуальной: как идеи субстанциального права, так и идеи легитимной военной экспансии продолжают вызывать различные споры. Современная политология и геополитика, рассматривая историю экспансистских тенденций, не может обойти вниманием внешнюю политику США с ее идеей распространения демократических ценностей и либеральных свобод. Многие современные мыслители (Фукуяма, Бзежинский) всерьёз рассматривают  эти продукты европейской цивилизации в качестве общечеловеческих законов. В подобных условиях разработка теории многополярного мира становится одной из главных задач российской политологии: создание Евразийского Союза, консолидация России с Китаем в некоторых вопросах внешней политики и другие политические процессы, свидетельствующие о дистанцировании российского общества от либерального проекта Запада, требуют теоретического обоснования, самобытного политэкономического проекта. В связи с этим теория субстанциального права К.Шмитта, разработанная на основании аристотелевской онтологии, представляется весьма целесообразной.