Политический писатель, главный труд которого носит название «Третий рейх», едва ли может надеяться на почетный некролог спустя 75 лет после своей смерти. Поэтому Мёллер ван ден Брук, который 30 мая 1925 года в качестве бегства от демонов своей душевной болезни избрал добровольный уход из жизни, будет сегодня известен только немногим во всей полноте его идей и со всеми гранями его существа.

При этом он не только один из немногих, кому действительно подходит определение «консервативный революционер», но также правый интеллектуал нового типа – литературно образованный, эстетически чуткий и  остроумный в формулировках и радикальный в притязаниях. Именно поэтому, чтобы дальше поддерживать образ тупого ура-патриота, с противной стороны также мало захотят о нем вспомнить. А для правых, наоборот, ценно то, что душеприказчик Мёллера Ханс Шварц написал в предисловии к более позднему изданию «Третьего рейха»: «Его называли романтическим, литературным, антиисторическим, философским, чтобы оберечь свою собственную любовь к покою от размышлений и изменения взглядов».

Артур Меллер ван ден Брук, родившийся в 1876 году в Солингене, после пребывания во Франции и Италии жил как свободный писатель в Берлине. Свое имя Артур он никогда не употреблял из-за неприятия «гнусного пессимизма» Шопенгауэра. Его претенциозная литературная деятельность проявилась в переводе и издании Barbey d‘Aureville, Эдгара Алана По и Ги де Мопассана. Блестящим достижением считается предпринятое им вместе с Дмитрием Мережковским немецкое издание Достоевского в двадцати двух томах. У Достоевского он заимствует также идею Третьего Рима. У него Меллер ван ден Брук находит апокалептическое видение последней империи, символически соответствующей параклетическим идеям («грядущая империя святого духа») монтанистов и пророчествам Иоахима Флорского. «Мёллер ван ден Брук распространил на Германию концепцию Третьего Рима русской православной традиции, и вместе с этим разработал духовно-политический проект, который затем был заимствован национал-социалистами», - так пишет Александр Дугин, русский эксперт по политической эсхатологии.

Затем появляется политический акцент на более отвлеченной культурной морфологии ранней работы после немецкого апокалипсиса 1918 года. «Право юных народов» было осмыслением нового положения и призывом к пробуждению, вышедшем из-под его пера. Одновременно Мёллер становится центральной фигурой младоконсервативного кружка на Моуштрассе, который заявил о себе как «Июньский клуб».

С уже упомянутой книгой «Третий рейх» Мёллер намеревался «разрушить партии со стороны мировоззрения». Он делает это, собирая модные фразы, которые могут быть предписаны каждой партии отложенной гражданской войны и в измененном виде прилагает их к «немецкому национализму»: революционные, социалистические, либеральные, демократические, пролетарские, реакционные, консервативные. Это напряжение сил, чтобы иметь возможность жить в противоположностях, должно также основываться на двусоставном базисе в душе «немецкого националиста»: «Немецкий националист нашего времени как немец также является еще и мистиком, но как политик он стал скептиком».

Разорванность, которая присуща каждому «революционному консерватизму», обостряется у Мёллера таким радикальным путем, что Кристоф Штединг может говорить о присущей Мёллеру «острой диалектике, которую также хотелось бы назвать дуалектикой». Диалектика, которая заканчивается не в гоголевском синтезе, а в «третьем» Третьего Рейха, Третьего Рима, третьей эры. Это эсхатологическое завершение истории есть радикально иное по отношению к «концу истории», который хотел бы вызвать либерализм. Завершение истории и окончание истории напоминают о знакомых типах «сверхчеловека» и «последнего человека» Ницше.

В качестве крайне разрушительной силы у Мёллера фигурирует либерализм, не социализм и ничто другое. Так как это именно либерализм, из-за которого народы идут К ГИБЕЛИ. Либерализация абортов, либерализация потребления наркотиков, либерализация уголовного права… Это постоянное дуновение смерти, которое овевает либерализм, эта беспринципность без чувства солидарности и  без аристократической дистанции. В действительности либерал является агентом небытия в этом мире. Он проводит атомизацию вырождающегося в общество народа, разрушает столетиями существовавшие институты, такие как брак и семья – даже без того, чтобы поместить на их место коллективистский суррогат, как это пытался сделать социализм. Кроме того,  он насмехается надо всем, что было священным для творческих предков: либерализм это запах гниения, который распространяется на мир.

И  именно в «этом деградирующем мире, который сегодня процветает» для Мёллера ван ден Брука необходимо придерживаться идеи рейха и быть борцом за «царство конца»: Царство конца всегда предвещают. Но оно никогда не воплощается. Это есть совершенное, которое может быть достигнуто в несовершенном».

Национал-социалисты оказались – по причинам личного, внешнеполитического и идеологического характера – также неспособны достигнуть «Третьего Рейха» Мёллера только в несовершенном; при этом Мёллер предупреждал, что движение, которое является только революционным, только пролетарским, не может создать ничего стоящего и сохранить никаких ценностей. Позиция национал-социалистических интеллектуалов нашла свое отражение в дневнике доктора Иозефа Геббельса. С одной стороны, он писал 18 декабря 1925 года: «Я нашел время еще раз в покое прочитать одну книгу: «Третий рейх» Мёллера ван ден Брука. Безвременно ушедший он пишет словно в пророческой манере. Так ясно и спокойно, и при этом все же будучи взволнованным внутренними страстями, он описывает все то, что мы молодыми знали давно чувствами и инстинктами». Но за этой верной характеристикой тотчас же следует неприятие по отношению к культурному устремлению, превышающему физический уровень: «Духовное освобождение? А не борьба не на жизнь, а на смерть. (…) Мы насыщались политической эстетикой, пока ее не узнали».

Реставрация Аденауэра тем более, конечно, не могла и не хотела осуществить «немецкий социализм», социал-демократы с немецким патриотизмом полностью порвали. Всем троим – национал-социалистам, христианским консерваторам и социал-демократам – не хватило воли, чтобы преодолеть партийные рамки ради целого. Так кто же среди национальной и консервативной оппозиции принял наследие Мёллера и миссию рейха?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует объяснить нищету немецких правых. К счастью, сегодня все же идет сильная дискуссия в той федеративной республике, которая все еще носит название «Германия» - вопреки действительности мультикультурного разложения.

«Есть только один рейх, как есть только одна церковь. То, что еще претендует на это название, это государство или община или секта». Эти само собой разумеющиеся высказывания Мёллера сегодня не понятны часто даже тем, кто еще ссылается на это пользующееся дурной репутацией слово, чтобы воспользоваться его известностью. «Третий рейх» - в эсхатологическом смысле, которое ему придавал Мёллер – считается делом прошлым, и поэтому ведут счет дальше и надеются на четвертый. О пророческом смысле числа «три» уже больше ничего не знают, а «четвертый рейх» является такой же идеей, как «седьмая республика» или «пятнадцатый срок созыва законодательного органа».

Не должно создаваться ложного впечатления, что Мёллер ван ден Брук затерялся в мистическом. Напротив, он пытался здесь соединить противоположности: мир мифов и мир принципов. «Из мифов берут свое начало культуры народов. На принципах строится их государственность. Соединять и то, и другое, чрезмерность с действительностью, творчество с законом, идеальный мир с политическим авторитетом и есть призвание немцев, с которым они выйдут из этого настоящего, поскольку их будущее должно быть универсальным: национальным и европейским одновременно». «Прусский стиль», 1915). Принципы государственности заключены для Германии в пруссачестве, так как пруссачество есть воля к государству. Для Мёллера это также значило, что каждый немец, который принимает решение в пользу Германии, является немецким пруссаком.

Спустя три четверти века со смерти Мёллера конкретные политические вопросы дня претерпели изменение. И все же еще больше страшит тяжелая злободневность заключительных слов «Третьего рейха»: «Зверь просыпается в людях. Африка чернеет в Европе. Мы должны быть стражами порога ценностей».          
 
Пер. с немецкого  Игнатьева А. nb-info.ru