- Латинская Америка – это понятно. А из стран, не относящихся к Латинской Америке, где вас встречают особенно тепло?
- Ансамблю повезло, судьба ансамбля исключительна, потому что нас встречают хорошо просто везде. Честно вам скажу, что и в нашей стране – в любой аудитории, хоть самой, казалось бы, неподготовленной, любого возраста и любых взглядов. Нас встречают хорошо и в любой стране земного шара. Мы очень много объездили стран. Навскидку, так прекрасная совершенно у нас была поездка в Канаду. Эта поездка была целенаправленная, она посвящена была сбору средств для лечения наших детей, больных лейкозом. Это была инициатива канадской стороны, они очень хорошо это организовали, и мы в течение месяца очень интенсивно выступали там, на очень серьёзном уровне. Собранные средства были сразу же вручены представителю, который приобрёл на эти деньги лекарства, то есть, мы к этим деньгам не имели отношения. Была очень большая сумма собрана, и она была превращена в лекарства, и соответственно, отправлена «Аэрофлотом», который, в данном случае, разрешил бесплатную перевозку этих лекарств. У нас были прекрасные там концерты. Великолепно принимают нас и в Соединённых Штатах Америки, где мы проводим свои взгляды.
- Там преимущественно русскоязычная публика или латиноамериканская?
- Нет, никакой русскоязычной и латиноамериканской. Более того, когда мы первый раз получили приглашение от русскоязычной публики, то есть от эмигрантов, у которых есть свои какие-то центры культурные – им трудновато было приобрести билеты на наше выступление и они нас попросили, чтобы мы выступали в их центрах. И мы об этом сообщили нашему импресарио (у нас американский импресарио), он сказал: «ни в коем случае!» Мы очень удивились, потому что он очень заинтересован был, конечно, в любых дополнительных деньгах, но он сказал, что если мы будем выступать перед эмигрантами, значит, приличные, как он выразился, американцы, на наши концерты ходить не будут. «Ну как же, - сказали мы, - ведь все артисты выступают перед эмигрантами?» «Правильно, но они выступают только перед эмигрантами», - ответил импресарио. Это правда. А мы выступали только перед американцами очень высокого ранга. Вообще, как правило, наши концерты имеют особое место проведения. В Венесуэле, в частности, наши концерты проходили в театре, самом большом не только в Венесуэле, но и вообще в Латинской Америке. Огромный просто культурный центр, театр великолепный. То есть, в общем, нам не приходится по закоулкам каким-то выступать, как очень часто нашим артистам выпадает на долю. Но, в принципе, мы нисколько не пренебрегли бы и этим.
Великолепны для нас были всегда выступления в Германской Демократической Республике, которая, к сожалению, теперь уже не существует. Я говорю «к сожалению», потому что существовала очень большая разница между молодёжью (как правило, мы выступаем перед молодёжью) ГДР и ФРГ. В то время для нас это было очевидно. ФРГ очень отличалось. Пример – большее изобилие в магазинах, или что-то в этом роде, реклама световая какая-то - это понятно; но вот интеллектуальный уровень молодёжи - это вообще сопоставить было нельзя. И в этой связи я выделяю, так как помню хорошо, что, конечно, в ГДР удалось достичь очень высокого интеллектуального развития молодёжи. В это же самое время по другую сторону берлинской стены находилось совершенно типичное общество потребления. Но, к счастью, не все там были такими. Были люди, которые замечательно совершенно боролись против этого, и в области культуры, и политические деятели. Мы по их приглашениям зачастую бывали там. И, зная наши довольно широкие возможности и способности, нас однажды запихнули, - вы даже не поверите, - в клуб нео-фашистов (!!!), и мы там выступали. Хотя я была категорически против конечно. Но поскольку у нас ансамбль коллегиальные решения принимает, и все сказали: «да, мы должны это сделать, мы должны попробовать, даже если нас вообще там растопчут, убьют, задушат…» Когда мы туда приехали, наш переводчик сбежал, бросил нас. И мы были в ужасе, потому что нам надо было как-то общаться – понимаете, нужно было не просто им играть, это было бы смешно, а донести какую-то мысль. И вот нас опять судьба спасла! Когда мы входили в этот клуб, к нам подошла девушка, такая необычная по виду. Вообще, в Германии всегда вы можете понять, каковы убеждения того или иного человека – по одежде, по всяким мелочам, которые они очень любят. На ней было то, что мы называем «арафаткой», то есть, такой палестинский платок в виде шарфа, и на поясе у неё был кисет и такая интересная коробочка - дело в том, что «левые» в ФРГ такую моду имеют - как бы в подражание нашим солдатам времён Отечественной Войны, они крутят самокрутки. Из этого кисета насыпают табак на папиросную бумажечку такую, скручивают эту самокрутку, и курят её. Немецкие коммерсанты сразу среагировали на это и выпустили такие коробочки с папиросной бумажкой, нарезанной уже специально. На этой коробочке нарисован наш солдат в каске с красной звездой, и, в общем, я поняла, что она левых взглядов. Так вот, девушка подошла ко мне и спросила, почему наш ансамбль называется «Гренада». Она со мной заговорила по-испански, и я была удивлена, потому что для Германии это достаточно редко. Ну, я ответила, что Гренада присутствует во всех творениях Михаила Светлова. Она сказала, что думала, что мы из Испании или Латинской Америки. Оказалось, что девушка сама из Латинской Америки, а учится в Германии. Я спросила, знает ли она немецкий, оказалось, что знает, и я сказала ей: «Пойдёмте! Вы будете нашим переводчиком». Когда она узнала, куда мы идём, сначала сказала: «я не пойду!» «Да ладно, мы же идём!», - ответила я, и вот мы пошли. В клубе нео-фашистов выступали люди с такими взглядами, как мы, вели концерт по-испански, а нам переводила латиноамериканка на немецкий – это же надо было додуматься до этого! Сначала все там сидели на полу, ужасные лица, мягко говоря, не обременённые интеллектом. Даже не давали нам выступать, они стучали по полу огромными металлическими кружками. Но это продолжалось максимум две песни - уж на третьей они были нашими фанатами, а в конце концерта, как говорится, их уже можно было в любую партию принимать. Вообще, если бы мы в какой-нибудь состояли, мы бы уже их куда-нибудь приняли. Так что, в принципе, мы в своих силах сильно уверены. Я перечислять очень много – у нас много друзей по всему миру, к счастью, по всему миру. Но сейчас больше всего работы, я считаю, здесь, потому что у нас ситуация очень тяжёлая сейчас.
- В каком отношении?
- Ну, моральная ситуация. Мы себя видим, в общем, в определённом смысле слова, и просветителями, понимаете, мы не просто показываем себя как музыкантов. И даже мой муж, который был изумительным музыкантом, потрясающим, он никогда не собирался изображать из себя человека, который просто музыку ради музыку создаёт или исполняет для поездок или для денег – это вообще всё не про нас, понимаете. У нас было полное единодушие с ним. К сожалению, мы его потеряли, но стараемся здесь, в ансамбле, традиции Сергея, конечно, продолжать.
- Ваш ансамбль никогда не скрывал своих взглядов, своей активной позиции. Сейчас вы участвуете в каких-нибудь акциях, например благотворительных?
- Вы знаете, это особый разговор. Мы участвуем в, как вы их называете, благотворительных акциях. Но мы считаем, что работа наша, так сказать, не должна быть на виду.
- Понятно! А как у вас так получилось, что сложились отношения с Евразийским Движением? Когда вы с ним впервые соприкоснулись?
- Мы познакомились с некоторыми представителями Евразийского Движения, по-моему, на одном из наших концертов, даже честно говоря, не помню на каком, это и не имеет значения. Просто нас пригласили выступить перед евразийцами. Я знала о евразийском движении лишь только по выступлениям Дугина, по телевидению. И мне исключительно интересен этот человек – был, а сейчас ещё в десять раз больше интересен. Так вот, из-за того, что мы знали о нём, но не знали о вашем движении, он для нас был олицетворением своего рода. Мы с удовольствием согласились и пришли. Мы конечно, подготовились – наши ребята уже с вашими общались по интернету, не всё им понравилось. Я даже скажу, что у нас были большие дискуссии по вашему поводу. Я не притворяюсь - у вас сложные взгляды, и это очень хорошо, мне это приятно, я считаю, что так оно и должно быть. Но разговор наш ещё впереди, и это интересно! Понимаете, не обязательно ведь мы должны во всём совпадать. Может быть, в чём-то главном. Во всяком случае, я могу сказать, что конечно, позиция защиты наших интересов, активной защиты – она настолько мне приятна, я её глубоко уважаю. Не считаю, например, себя способной всегда вот так же, может быть, ярко это проявить, но у меня свои методы, свои, так сказать, принципы работы. Но мне очень-очень по душе ваше мужество, я, конечно, очень большая сторонница последовательной, чёткой и ответственной позиции. Мне кажется, что вот это вас отличает. И поэтому мы очень рады, что с вами познакомились. И надеемся, что будут ещё встречи, где мы сможем обсудить без микрофона некоторые детали, которые очень важны и для нас.
- Какие у вас творческие планы на ближайшую осень, и, может быть, на более продолжительный период?
- Вы знаете, вообще мы планируем только наши концерты ближайшие. Ну, не только ближайшие – мы знаем, где у нас концерты. Не всегда такие уж они интересные для всех, потому что мы очень в разных ситуациях выступаем. Например, Дворянское собрание, или мероприятие Патриархии… Разные совершенно ситуации. Мы ко всему с интересом большим относимся, и всегда находим какой-то аспект, что мы можем принять. У нас есть несколько приглашений, достаточно интересных сейчас. Не будем обо всём говорить, но вот, в частности, осенью, может быть, на несколько дней поедем. Это очень интересная история, связанная с работой одного очень известного скульптора, нашего, россиянина. Он из Мордовии, его псевдоним Эрзиа. Он работал и жил достаточно давно, но это человек, который нас очень увлёк - и как прекрасный скульптор, и тем, что он работал в Аргентине. Мы столкнулись с его работами там. Потом мы были в Мордовии, мы видели его музей. А вот сейчас мы познакомились с фондом Эрзиа – с московким фондом, который нас пригласил, чтобы мы побывали в Саранске. Это очень необычная связка, ведь мы знаем его творчество здесь, и знаем его творчество в Аргентине – вот это очень редко бывает! Вот я могу такой пример привести - мы, были на одном фестивале, скажем так, фестивале гармоники. Дело в том, что гармоника как таковая - это очень широкое понятие. Это и губная гармоника, это и аккордеон, и орган, - и всё это гармоники, построенные на одном принципе. Так вот, мы были в Италии, в городе Кастель-Федардо - в городе, где делают лучшие аккордеоны. Они проводят Международный Фестиваль Гармонии. Фестиваль этот нёс имя Освальдо Пульезе. Это очень известный аргентинский исполнитель танго. Инструмент его не гармонь, а банденион. Это специфический, похожий на аккордеон, инструмент итальянского происхождения. И интересно то, что мы знали Пульезе, мы с ним встречались в Аргентине! Он итальянского происхождения, итальянцы поэтому назвали свой фестиваль его именем, но никогда в жизни его не видели, даже представить себе не могли, что к ним приедут люди, которые руку пожали Публиесе. Поэтому мы получились как бы посредниками. И нам очень приятно, что мы можем провести какой-то мост между людьми. Нас всё интересует, понимаете! И поэтому вот такая интересная судьба.
