31 марта - 3 апреля Алексей Беляев-Гинтовт сам проводит экскурсии по выставке "55° 45′ 20.83″ N, 37° 37′ 03.48″ E" каждый день в 14.00. Вход свободный.

Иллюстратор и мастер каллиграфии, академик Илья Трофимович Богдеско рассказывал такую историю о публичной лекции Сальвадора Дали, на которой ему довелось присутствовать. Не произнося ни слова, Дали подошёл к доске и мелом нарисовал две абсолютно одинаковые пары рук. А затем, выдержав паузу и не нарушая становящегося всё более гнетущим молчания, под одной парой сделал подпись: «Встреча», а под другой - «Расставание». Это было подобно магическому заклинанию: в первом случае руки потянулись навстречу друг другу, во втором же их движение было обратным. Так же и Беляев-Гинтовт заполняет пространства своих произведений людьми, животными, зданиями, небом и землёй, и зритель внутренне молчит в напряжении. Но вот художник называет: «Родина-Дочь», «Парад Победы 2937», «Братья и сёстры», и в лицо смотрящему уже дует прохладный и сильный ветер Иного. Когда искусство отказывается от слова, это риск для художника: у него уже нет ничего, кроме самого искусства, и в этой безопорности он или погибает, или становится сильнее стократ (как, к примеру, Анри Матисс и Джорджио Моранди). Но когда художник привязан к слову, это большой риск для искусства. В этом случае может появиться либо художник-идеолог (какими были некоторые мастера Ренессанса, редкие дадаисты, редчайшие сюрреалисты, немногие из числа футуристов, кое-кто из художников поп-арта, а сегодня – Беляев-Гинтовт), либо искусство разобьётся о могильный камень фантазии и литературы. И в том, и в другом случае рискуют всем. Были и художники, которые балансировали между этими крайностями, как, например, великий Гойя с его изысканными, решающими прежде всего изобразительные задачи набросками и обуСЛОВЛЕННЫМИ «эсхатологическими плакатами» из серии «Капричос». 

Свою серию «55° 45' 20.83" N, 37° 37' 03.48" E» Алексей Беляев-Гинтовт называет «пространственным осмыслением Радикального Субъекта», обращая нас к непостижимой проблематике Новой Метафизики, неразрывно связанной с героическим стилем. Один из основателей этого уникального направления русской мысли, Гейдар Джемаль, считает, что на смену «политическому солдату», убивавшему и умиравшему за идеи, и почти исчезнувшему как человеческий тип в 1945 году, должен прийти «теологический солдат». Однако в инициатической поэме «Ориентация – Север» Джемаль указывал на искусство как на единственную безусловную активность, противостоящую космическому гипнозу объективной реальности. Именно искусство приводит к безумию и ужасу освобождения, открывая путь в трансцендентность абсолютного Духа. В таком полёте всё выше и всё дальше вовне мы открываем сверхчеловеческий тип, на который указывает творчество Беляева-Гинтовта, и который можно определить уже не как теологического, но как эстетического солдата. Сегодня искусство – это продолжение войны иными средствами. Но не следует заблуждаться, что эстетический солдат истребляет и гибнет за красоту. Подобно истине и благу, красота – только часть тотального космического гипноза. Оставим её для ремесленников и натуралистов. Эстетический солдат рискует всем ради Непостижимого, ради того, что находится по ту сторону реальности. Он исходит из материала – из самой материи, которая является последней границей вселенской Империи – чтобы осуществить шаг конквистадора туда, где уже нет бытия.

В качестве иллюстрации к сказанному приведу следующий пример. «Бывали ли вы когда-нибудь в центре Москвы?» - такое можно услышать только во сне. Конечно, этот вопрос можно воспринять как шутку, вызов, гротеск, стремление собеседника вас удивить, задеть вас за живое или, может быть, мёртвое. Всем нам хорошо известно, что если вы не птица, не крылатое насекомое, не аэроплан и не являетесь ангелом, облаком, луной, солнцем, звездой или Илиёй в огненной колеснице, вам не попасть в центр Москвы. Все мы знаем, что в центре Москвы невозможно ходить, равно как и бежать по нему не удавалось никому, и нельзя прокатиться там на автомобиле. В 1970 году знаменитый русский путешественник попытался добраться до Кремля на поезде, но, двигаясь от вокзала к вокзалу, Кремля, разумеется, не увидеть никак, и великий путь оказался прерван в неизвестном подъезде. Были, правда, и удачные случаи, благодаря которым мы всё-таки знаем, что центр Москвы – не вымысел. Так, Алистер Кроули, увидев восточную стену Кремля, воскликнул: «Вот оно, воплощение мечты, навеянной гашишем!». Невероятно, но, как говорится, кое-чему всё-таки можно найти объяснение. В одном из писем 1943 года (т.е. спустя ровно тридцать лет после своего путешествия в Россию) Кроули откровенно признался: «Я никогда не видел никаких случаев левитации и боюсь утверждать, что она случалась со мной, хотя несколько раз в таком явно уравновешенном состоянии меня наблюдали другие люди». Совершенно очевидно, что маг тонко намекнул на то, что он действительно видел Кремль, Спасские ворота, собор Василия Блаженного – иными словами, что он действительно посещал центр Москвы, - не обманывая нас, однако, выдумками о том, что ходил по нему, но честно признавшись в своей способности к совершению полётов в компании ангелов, мечтателей, мотыльков и других подобных существ.

Но это уже история. А в наше время в центре Москвы не осталось теперь людей. Единственные субъекты уличного движения, которые можно обнаружить по координатам 55° 45' 20.83" N, 37° 37' 03.48" E, это огромные здания трансцендентной архэ/тектуры и парящие меж ними звёзды и птицы. А также тот, кто сумел сделать шаг в эту мистическую ало-золотую ночь невозможно-Иного – Радикальный Субъект, и часовые – эстетические солдаты с головами сакральных птиц.

Откуда я всё это знаю? Нет, я не умею летать. Но я видел картины Алексея Беляева-Гинтовта.